ПИСЬМО МАГОМЕТУ. Татары говорят: мир людей – точильное колесо, оно выгодно тому, кто умеет им править.
Фатимэ, жена Аблегани, варила, под развесистой орешиной, сладкий бетмес из виноградных выжимок и думала горькую думу. Три года не прошло, как праздновали ее той-тугун. Первая красавица деревни, как персик, который начинает поспевать, она выходила замуж за первого богача в долине. Свадебный мугудек, обвитый дорогими тканями и шитыми золотом юзбезами, окружало более ста всадников. Горские скакуны, в шелковых лентах и цветных платках, обгоняли в джигитовке один другого. Думбало било целую неделю, и чалгиджи не жалели своей груди.
Завидовали все Фатимэ, завидовала в особенности одна с черными глазами и сглазила ее. Как только вышла Фатимэ замуж, так и пришла болезнь. Звали хорошего экима лечить, звали муллу читать – не помогло. Возили на святую гору в Карадаг, давали порошки от камня с могилы – хуже стало. Высохла Фатимэ, стала похожа на сухую тарань. Перестал любить ее Аблегани, сердится, что больная у него жена, говорит, как сдавит вино в тарапане, возьмет другую жену.
-Отчего так? – думала Фатимэ. – Отчего у греков, когда есть одна жена, нельзя взять другую, у татар – можно? Отчего у одних людей – один закон, у других – другой?
Плакала Фатимэ: скоро привезут из сада последний виноград, скоро придет в дом другая, с черными глазами. Ее ласкать будет Аблегани, она будет хозяйкой в доме: обидит, насмеется над бедной, больной Фатимэ, в чулан ее прогонит.
- Нет, - решила Фатимэ, - не будет того, лучше жить не буду, лучше в колодец брошусь.
Решила и ночью убежала к колодцу, чтобы утопиться. Нагнулась над водой и видит Азраила: погрозил ей Азраил пальцем, взмахнул крылами, как нежный голос коснулся ее сердца, и унесся к небу, на юг.
Схватились старухи, что нет дома Фатимэ, бросились искать ее, и нашли на земле у колодца, а в руках у нее было перо от крыла, белее лебединого. Умирала Фатимэ, но успела сказать, что случилось с нею.
Собрались козские женщины, всю ночь говорили, спорили, ссорились, жалели Фатимэ, думали, что и с ними то же может случиться. И вот нашлась одна, дочь эфенди, которая знала письмо – ученой была.
- Скажи, - спрашивали ее, - где написано, чтобы когда жена больной, старой станет, муж брал новую в дом. Где написано?
- Захотели – написали, - отвечала дочь эфенди. – Мало ли чего можно написать.
- Вот ты знаешь письмо, напиши так, чтобы муж другую жену не брал, когда в доме есть одна.
- Кому написать? – возражала Зейнеп. – Падишаху? Посмеется только, у самого тысяча жен, даже больше.
Задумались женщины. Но нашлась, которая догадалась:
- Кто оставил Фатимэ перо? Ангел. Значит – пиши Пророку. Хорошо только пиши. Все будут согласны. Кто захочет, чтоб муж взял молодую хары, когда сама старой станешь. Пиши. Все руку дадим.
- А пошлем как?
- С птицей пошлем. Птица к небу летит. Письмо отнесет.

- Отцу нужно сказать, - говорила Зейнеп.
- Дура, Зейнеп. Отцу скажешь – все дело испортишь. Другое письмо напишет, напротив напишет.
Уговаривали женщины Зейнеп, обещали самую лучшую мараму подарить и уговорили. Села на корточки Зейнеп, положила на колени бумагу и стала писать белым пером ангела письмо Магомету. Долго писала, хорошо писала, все написала. Замолчали женщины, пока перо скрипело, только вздыхали по временам. А когда кончили – перо улетело к небу догонять ангела.
Завязала Зейнеп бумагу золотой ниткой, привязала к хвосту белой сороки, которую поймали днем мальчишки, и пустила на волю.
Улетела птица. Стали ждать татарки, что будет. Друг другу обещали не говорить мужьям, что сделали, чтобы не засмеяли их. Но одна не выдержала и рассказала мужу. Смеялся муж; узнали другие, потешались над бабьей глупостью, дразнили женщин сорочьим хвостом. А старый козский мулла стал с тех пор плевать на женщин.
Стыдились женщины – увидели, что глупость сделали, старались не вспоминать о письме. Но мужья не забывали и, когда сердились на жен, кричали:
- Пиши письмо на хвосте сороки!
Выросла молодежь и тоже, за отцами, стыдила женщин. Смеялись и внуки и, смеясь, не заметили, как не стало ни у кого двух жен, ни в Козах, ни в Отузах, ни в Таракташе. Может быть, баранина дорогой стала; может быть, самим мужчинам стыдно стало; может быть, ответ Пророка на письмо пришел. Не знаю.

Из собрания Н.А.Маркса